Герои «опальной» войны

Русско-японская война, сражения которой громыхали 120 лет назад, оказалась впоследствии «в опале». На протяжении нескольких десятилетий советской власти она считалась «затеянной по прихоти правящей верхушки», а также «ради отвлечения широких масс народа от набирающих силу революционных процессов». Однако русские солдаты, матросы, офицеры даже на такой «неправильной» якобы войне совершали подвиги, не щадя своей жизни.

Так уж сложилось, что в «эталонный» — известный довольно многим — список героев русско-японской военной кампании 1904–1905 годов вошли фактически только моряки. Стал национальным достоянием подвиг «Варяга», увековечены в бронзе памятника не пожелавшие сдаться врагу матросы миноносца «Стерегущий», прославлен неутомимый организатор-флотоводец вице-адмирал Степан Макаров… А вот те, кто сражался на сухопутных фронтах в далекой Маньчжурии, под Порт-Артуром, остались, увы, для нас, их потомков, «за скобками».

Сегодня вспомним хотя бы о некоторых из этих отважных воинов.

Василий Рябов — «русский самурай»

Настоящим национальным героем стал в начале прошлого века Василий Тимофеевич Рябов. Его имя тогда знала чуть ли не вся Российская империя. Деревенский парень, уроженец Пензенской губернии к моменту нападения японцев на нашу страну уже успел отслужить положенный срок в армии. Однако, едва узнав о начале войны, он решил записаться добровольцем.

Рябова направили в 284-й Чембарский пехотный полк, а там зачислили в охотничью команду (так называли в то время подразделения разведчиков). Оказавшись вместе со своей частью на территории Маньчжурии, Василий с интересом присматривался к новой непривычной для него обстановке, к быту местных жителей. При этом выяснилось, что он обладает незаурядным талантом лицедея. К пущему удовольствию солдат-сослуживцев, Рябов не раз «устраивал театр» — изображал китайца, очень достоверно имитируя мимику, жесты, походку жителя Поднебесной.

Эти веселые представления увидели и полковые офицеры. Сообщение от них о необычном стрелке, умеющем ловко перевоплощаться в местного жителя, ушло «наверх». Командование решило применить актерское дарование солдата-охотника с пользой для дела.

В сентябре 1904-го, вскоре после того, как отгремело большое сражение при Ляояне, Рябов был отправлен через линию фронта — провести разведку на территории, занятой неприятелем. Лазутчика перед этим тщательно загримировали под китайского крестьянина. Привязали бутафорскую косу к голове, облачили в халат, на голову надели конусообразную шляпу, сплетенную из соломы, а вместо сапог дали надеть на ноги примитивные деревянные башмаки.

Поначалу такой маскарад вполне удался. Рябов благополучно ходил по дорогам и тропам, запоминая расположение вражеских позиций. Беда подкараулила Василия уже на обратном пути к своим. Какой-то встреченный им японский офицер окликнул «китайца» и велел ему напоить своего коня. Однако наш солдат совсем не знал ни китайского, ни японского языков, а потому не понял, что от него хотят, и двинулся было дальше. Японец воспринял это как дерзкое неповиновение. Он догнал «ленивого нахала» и в качестве вразумляющего действия дернул его за косу. Та легко оторвалась, оставшись в руке самурая, который сразу понял, что перед ним — ряженый.

Так по чистой случайности Василий Тимофеевич оказался разоблачен. Русского лазутчика тут же схватили и доставили в ближайший воинский штаб. Там его долго допрашивали, даже били, пытаясь разговорить. Однако Рябов проявил удивившую японских офицеров стойкость. Он не выдал им никаких военных секретов, назвав лишь свое имя и название части, а также признавшись, что занимался здесь разведкой. Не помогли даже попытки испугать пленника смертной казнью.

Именно ею все и закончилось для Василия. 33-летнего воина расстреляли как шпиона.

Однако мужественное поведение Рябова столь восхитило японцев, что они решили поделиться информацией о подвиге этого бойца охотничьей команды Чембарского полка… с командованием русской армии.

Сутки спустя после приведения приговора в исполнение разъезд 1-го Оренбургского казачьего полка, пробираясь по нейтральной территории, наткнулся на письмо, подброшенное к приметному одинокому дереву. Рядом лежала записка на китайском: предостережение жителям здешних мест, чтобы они ни в коем случае не трогали конверт с письмом о судьбе «русского самурая», адресованным его высоким начальникам. На листке также была схема, показывающая, где закопаны останки героя.

«Запасной солдат Василий Рябов… из охотничьей команды 284-го пехотного Чембарского полка… одетый, как китайский крестьянин, 17 сентября 1904 года был пойман нашими солдатами в пределах передовой линии. По его устному показанию выяснилось, что он… был послан для разведывания о местоположении и действиях нашей армии и пробрался в нашу цепь 14 сентября… После рассмотрения дела установленным порядком Рябов приговорен к смертной казни. Последняя была совершена 17 сентября ружейным выстрелом. Доводя это событие до сведения русской армии, наша армия не может не высказать наших искренних пожеланий уважаемой (русской) армии, чтобы последняя воспитывала побольше таких прекрасных, достойных полного уважения воинов, как означенный Рябов. Сочувствие к этому истинно храброму, преисполненному чувства своего долга, примерному солдату достигло высшего предела. С почтением. Капитан штаба Японской армии».

(Из  письма представителя японского  командования о Василии Рябове, отправленного русским.)

История отважного «чембарца»-разведчика после этого стала широко известна, о ней узнал даже император Николай II. «В назидание потомству» Василий Рябов был навечно зачислен в списки Чембарского полка. В селе Лебёдовка, где перед уходом на войну жил Рябов, по всероссийской подписке выстроили новую школу-памятник (крупную сумму на это передал царь). Фасад здания украсили надписью: «Начальная школа памяти героя Василия Рябова. Погиб 14 сентября 1904 года за Веру, Царя и Отечество».

В октябре 1909-го прах разведчика перевезли из Маньчжурии в Россию и с подобающими торжественными воинскими церемониями захоронили в Лебёдовке. А еще три года спустя в городе Аккерман (ныне — Белгород-Днестровский Одесской области) был торжественно открыт памятник — обелиск из черного мрамора, на котором вырезаны слова: «Вечная память герою воину Василию Рябову и всем воинам уроженцам города Аккермана и Аккерманского уезда, погибшим на Дальнем Востоке в Японскую войну 1904–1905 гг.».

Героическая история солдата-разведчика Василия Рябова на Русско-японской войне легла в основу сценария одной из дореволюционных художественных кинолент. Фильм под названием «Подвиг Василия Рябова» снял режиссер А.И.Иванов-Гай. Его премьера состоялась через несколько месяцев после начала Первой мировой — в ноябре 1914-го.

Вальс памяти

Непростое испытание выпало на долю солдат и офицеров 214-го Мокшанского полка. Зимой 1905 года в разгар боев под Мукденом его батальоны попали в окружение. Японцы яростно атаковали, отбивать их натиск становилось все труднее: боеприпасы подходили к концу. И тогда прозвучал приказ командира «мокшанцев» полковника Петра Побыванца: «В атаку! Знамя и оркестр — вперед!..»

Полковой капельмейстер Илья Шатров вывел своих музыкантов на бруствер, распорядился играть бравурный марш и повел духовой оркестр вслед за уже вынесенным перед шеренгой стрелков знаменем. Такая картина воодушевляюще подействовала на солдат, они ринулись в яростную штыковую атаку. Так под музыку труб и гулкие удары барабана удалось отчаянным ударом прорвать окружение.

Однако успех дался «мокшанцам» немалой ценой. При прорыве погиб их командир полковник Побыванец, из четырех тысяч личного состава полка осталось в строю лишь 700 солдат и офицеров. Вражеские пули выкосили во время этой отчаянной атаки большую часть музыкантов: из всего состава оркестра живыми остались только 7 человек, среди которых оказался и капельмейстер Шатров.

За совершенный подвиг музыканты оркестра Мокшанского полка получили Георгиевские кресты, а возглавлявший их Илья Шатров был представлен (редчайший случай в истории русской армии) к офицерскому ордену Святого Станислава III степени.

Боевой эпизод этот не получил достаточно широкой известности, однако он получил спустя несколько лет «музыкальное продолжение», которое вошло в историю отечественной культуры. А «виновником» такого события стал уже упомянутый полковой капельмейстер.

После завершения войны 214-й Мокшанский еще почти год оставался на Дальнем Востоке. В один из дней Илье Шатрову пришла в голову мысль увековечить в музыкальном произведении память о своих боевых товарищах, погибших, сражаясь с японцами. Так появился вальс, названный им «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии».

Первое исполнение духовым оркестром сочиненного Шатровым вальса состоялось весной 1908-го в городском саду Самары — именно в этот крупный поволжский город была передислоцирована к тому времени часть, где служил Илья Алексеевич.

Позднее для понравившейся многим музыки были написаны слова — причем несколько разных вариантов. Вскоре фирма грамзаписи выпустила пластинку с таким музыкальным произведением. Однако при этом возникла техническая сложность: название вальса уж слишком длинное и никак не помещалось на круглой центральной этикетке. Выход нашли простой: убрали первые два слова.

Шатровский вальс «На сопках Маньчжурии» пошел «в народ». Его можно услышать и в наше время.

«Тихо вокруг,

Ветер туман унес,

На сопках маньчжурских воины спят

И русских не слышат слез…»

«За отличие в делах против неприятеля»

Среди офицеров, отличившихся в боях Русско-японской войны, оказалось несколько воистину исторических персонажей, известность к которым пришла уже позже.

Одним из таких достойных упоминания военачальников стал Дмитрий Карбышев. Легендарный советский генерал-инженер, Герой Советского Союза, начинал свою боевую армейскую карьеру именно во время военной кампании 1904–1905 годов на Дальнем Востоке. За проявленное тогда мужество был удостоен пяти орденов.

Еще герой-офицер из пехоты — Лавр Корнилов, будущий генерал, которого мы знаем как организатора одной из самых первых попыток подавления большевистской революции. Во время Русско-японской подполковник Корнилов в одном из боев, когда бригада, в которой он служил, оказалась под угрозой окружения, лично повел солдат в штыковую атаку, показывая им пример, и сумел опрокинуть неприятеля. Наградой за такой подвиг стал орден Святого Георгия IV степени.

Конечно, нельзя не упомянуть в этом списке и Александра Колчака. Будущий адмирал, один из руководителей Белого движения 120 лет назад был участником боевых действий на Дальнем Востоке. В последний период обороны Порт-Артура,  осенью–зимой 1904-го, А.В.Колчак по его собственной просьбе был переведен на сухопутный фронт и успешно командовал сводной батареей орудий, снятых с судов 1-й Тихоокеанской эскадры.

А до того он на протяжении нескольких месяцев командовал эскадренным миноносцем «Сердитый». Есть версия, что именно на минной банке, поставленной этим маленьким корабликом, в ночь с 12 на 13 декабря 1904 года подорвался японский крейсер «Такасаго» — это была вторая по значимости своей победа русского флота в той малоуспешной для него войне.

Лейтенант Колчак за свои успехи в военных действиях на море был награжден в конце 1904-го орденом Святой Анны IV степени, а еще год спустя «за отличие в делах против неприятеля под Порт-Артуром» — Георгиевским оружием и орденом Святого Станислава II степени.

Но были на Русско-японской и герои, память о которых, увы, очень быстро стерлась. Упоминания о подвигах этих людей с кратким описанием происходившего можно теперь найти лишь в журнальных заметках, листая подшивки «Нивы», «Родины»… за 1904 и 1905 годы.

Вот некоторые эпизоды.

«Геройская смерть лейтенанта Петрова под Порт-Артуром. При наступлении японцев батарея лейтенанта Петрова была полностью уничтожена. Боеприпасы закончились. Он остался один. Окруженный японцами, лейтенант Петров сражался до тех пор, пока не сломалась его сабля. Затем он стал наносить удары кулаками и пал под ударами японских штыков. Весь покрытый ранами, истекая кровью, он успел еще обезоружить восемь человек».

«Нельзя не указать на примерную и образцовую стойкость одной полуроты, занимавшей на восточном фронте (под Порт-Артуром. — Авт.) открытый капонир. Благодаря необыкновенному хладнокровию их любимого полуротного офицера поручика Фролова люди отстаивали, защищали и умирали с удивительным равнодушием к жизни. Бомбардировка продолжалась двое суток вплоть до пяти часов утра 8 августа.

…9 августа неприятель начал наступать на капонир. Стрелки бились отчаянно. Перекрестным огнем им помогал форт №2. Японцы падали группами, но все же лезли. В один из критических моментов, когда на капонире осталось незначительное число защитников, поручик Фролов, обратившись к стрелкам, прокричал: «Ребята! Не отдадим капонир! Лучше смерь, чем позор!» Стрелки воодушевились. «Умрем, умрем лучше…» — раздалось в ответ. Японцы были отбиты. Сам поручик не выпускал из рук винтовку, своей меткой стрельбой уничтожая врага одного за другим. С 9-го числа стрельба начинает стихать и к 13 августа совершенно затихла. Подошел резерв и сменил героев. Из 96 человек здоровыми остались лишь 3 человека, остальные были убиты или ранены».